Подари мне горы! - Страница 23

— А мне все равно. Я мог бы прикорнуть и на диване.

— Но на нем тебе было бы неудобно…

— Дженнифер! — На его лицо легла тень напряженности и злости. — Я живу сам по себе, ты сама по себе. Не пытайся влезть в мои сани. Не втискивай меня в свою обычную, упорядоченную рутину.

— Я просто думала, что…

— Я знаю, о чем ты думала… Черт возьми! Мы прожили с тобой в этом доме пять лет, и ты не имеешь даже представления о том, кто я такой, разве не так?

— Но ведь мы так мало общались, — сухо заметила она.

Хотя в душе ей всегда хотелось сблизиться с ним.

— Послушай. — Он глубоко вздохнул. — Ведь я вижу, что тебе трудно понять, как я живу… Но, пожалуйста, не бегай за мной, как за ребенком, чтобы уложить в мягкую, чистую постель. Мне приходилось спать на грязном полу и на камнях в горных расселинах. О себе я могу позаботиться сам. Если честно, мне становится неловко, когда вокруг меня начинают суетиться. Излишняя суета… напрягает. Я сам решаю — есть мне пудинг или не есть, и я сам же буду виноват, если останусь голодным. Я взрослый человек. Если мне захочется, я могу оставаться на улице до утра, заснуть у порога или даже посреди поля.

Постепенно Дженнифер начинала понимать его точку зрения. И она знала, насколько он был независим в поступках и мыслях. К сожалению, ей трудно было порывать со старыми привычками, и, если в доме оказывались гости, она всегда считала своим долгом заботиться о них. Правда, Бардалф был необычным гостем, он был необычным человеком вообще. — Понимаю, — покорным тоном ответила она. Нуждался ли он вообще в ком-нибудь? Неожиданно в голове у нее мелькнула мысль, что ей доставляло удовольствие проявлять заботу о нем, создавать для него бытовые удобства, поднимать настроение. Но он отвергал все эти ее потуги!

— Я знаю, Дженнифер, что у меня тяжелый характер, — удрученно сказал Бардалф. — Но ведь я предупреждал тебя об этом. Я унаследовал от матери отвратительную черту — быть независимым.

Она подняла на него просиявшие глаза и с улыбкой произнесла:

— О да! Я помню, как Арабелла из-за этого визжала и топала ногами на Юджина… Ну хорошо. В следующий раз я не буду докучать тебе своими заботами. А пока имей в виду, что кровать в дальней комнате всегда в твоем распоряжении.

— Спасибо. Очень признателен тебе. Спокойной ночи.

Он даже не улыбнулся; его голос был натянут как струна, и она почувствовала, что ему действительно хотелось побыть одному.

— Спокойной ночи, — сказала Дженнифер, хотя ей и не хотелось уходить.

Бардалф ни в ком не нуждался. Особенно в ней. Удрученная этой мыслью, она направилась к двери, бесшумно ступая босыми ногами по каменному полу. За ее спиной раздался тяжелый вздох Бардалфа, и женщина приостановилась в сомнении.

— Вот же черт! Ну какой же я тупица! — пробормотал он в наступившей тишине. — Ведь это же обыкновенный чулан.

Ее сердце так и скакнуло куда-то вперед. Чулан! Сколько раз Бардалфа сажали в него за какую-нибудь даже самую пустячную провинность! В те годы в чулане не было света, на каменном полу стыли ноги, а под потолком шевелились громадные пауки.

Она поняла, что сейчас Бардалф решил испытать себя. Так уже был устроен этот человек. Прежде чем вновь вселиться в особняк, ему надо было проверить на прочность свои нервы, убедиться, что время размыло в его памяти ту жестокость, с какой с ним обращались в «Монтрозском углу» в те годы.

Сердце Дженнифер рванулось к нему, глаза вспыхнули в темноте теплым мерцанием. И тут же в ней зашевелился червь сомнения: ведь если все-таки… Бардалф возьмет верх над прошлым и вернется в особняк, она наверняка окажется без дома, без пристанища. Нет, уж лучше пусть все сложится так, чтобы он не смог отделаться от мрачных воспоминаний, которые подстерегали его в каждом углу этого дома. Пусть думает, что атмосфера в особняке осталась такой же тяжелой, ненавистной, какой и была, и что тени удочерившего ее отца Юджина Кеттла и злобной тетушки Берты всегда будут преследовать его в «Монтрозском углу».

Однако уже через минуту Дженнифер отбросила эти мысли прочь и на цыпочках вернулась к Бардалфу. Теперь он стоял перед дверью чулана, подняв высоко голову, сжав в кулаки руки. У нее мелькнула в голове мысль: Бардалф стоял сейчас не перед дверью чулана, а перед дверью своего ада. Ей стало искренне жаль его. Разве могла она сейчас спокойно уйти к себе в комнату, оставив его здесь одного?

Тихонько Дженнифер прошла по мягкому ковру и встала так близко от Бардалфа, что их руки соприкоснулись. На секунду ей даже показалось, что он попытался прильнуть к ней, но скорее всего это она сама сделала такое движение. И все-таки тот факт, что, он не раскричался на нее, уже был обнадеживающим, и ей опять-таки показалось, что когда они коснулись друг друга, его напряженные мышцы слегка расслабились.

Неожиданно его рука рванулась вперед, дернула за щеколду — и дверь чулана широко распахнулась. У Дженнифер перехватило дыхание. Лицо Бардалфа побелело, на лбу выступили блестящие капельки пота.

— О, Бардалф! — прошептала она и в тот же миг закрыла ладонью рот.

Он молчал. Его взгляд, источавший ненависть, был устремлен в темную пасть чулана, и Дженнифер в одно мгновение вдруг сама пережила ужас всех тех лет, вспомнив, как высоко и гордо держал Бардалф голову, когда злобная Берта отпирала перед ним эту дверь и он входил туда будто не в домашний карцер, а в рай.

Вокруг них в гостиной зависла мертвая тишина. Секунды с привычной неотвратимостью устремлялись в вечность, и вдруг среди этого сгустившегося молчания ночи, как удар гонга, прозвучал его голос: